Неточные совпадения
Она
послала за доктором,
послала в аптеку, заставила приехавшую с ней
девушку и Марью Николаевну месть, стирать пыль, мыть, что-то сама обмывала, промывала, что-то подкладывала под одеяло.
Он усердно тянул ее
за юбку, в то время как сторонники домашних средств наперерыв давали служанке спасительные рецепты. Но
девушка, сильно мучаясь,
пошла с Грэем. Врач смягчил боль, наложив перевязку. Лишь после того, как Бетси ушла, мальчик показал свою руку.
Феклуша.
За неверность.
Пойду я, милая
девушка, по купечеству поброжу: не будет ли чего на бедность. Прощай покудова!
Феклуша. Это, матушка, враг-то из ненависти на нас, что жизнь такую праведную ведем. А я, милая
девушка, не вздорная,
за мной этого греха нет. Один грех
за мной есть точно; я сама знаю, что есть. Сладко поесть люблю. Ну, так что ж! По немощи моей Господь
посылает.
Алина отказалась пить и, поманив
за собой Дуняшу, вышла из комнаты;
шла она, как ходила
девушкой, — бережно и гордо несла красоту свою. Клим, глядя вслед ей, вздохнул.
Лютов, придерживая его
за рукав,
пошел тише, но и
девушки, выйдя на берег реки, замедлили шаг. Тогда Лютов снова стал расспрашивать хромого о вере.
— Ну, уж это нечто… чрезмерное, — сказал Туробоев, пожимая плечами, и
пошел прочь, догоняя
девушек и Макарова.
За ним
пошел и Самгин, провожаемый смехом и оханьем...
Клим
шел во флигель тогда, когда он узнавал или видел, что туда
пошла Лидия. Это значило, что там будет и Макаров. Но, наблюдая
за девушкой, он убеждался, что ее притягивает еще что-то, кроме Макарова. Сидя где-нибудь в углу, она куталась, несмотря на дымную духоту, в оранжевый платок и смотрела на людей, крепко сжав губы, строгим взглядом темных глаз. Климу казалось, что в этом взгляде да и вообще во всем поведении Лидии явилось нечто новое, почти смешное, какая-то деланная вдовья серьезность и печаль.
Бабушка отпускала Марфеньку
за Волгу, к будущей родне, против обыкновения молчаливо, с некоторой печалью. Она не обременяла ее наставлениями, не вдавалась в мелочные предостережения, даже на вопросы Марфеньки, что взять с собой, какие платья, вещи — рассеянно отвечала: «Что тебе вздумается». И велела Василисе и
девушке Наталье, которую
посылала с ней, снарядить и уложить, что нужно.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша
девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным ужасом выговорила это слово: он, — он всё поил наших
девушек, потом хотел
послать еще
за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня
послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
Прежде всего к ней в заведение приехал знакомый коридорный Симон
за девушкой для богатого сибирского купца. Она
послала Любашу. Через несколько времени Любаша вернулась вместе с купцом.
Наконец
девушка решилась объясниться с отцом. Она надела простенькое коричневое платье и
пошла в кабинет к отцу. По дороге ее встретила Верочка. Надежда Васильевна молча поцеловала сестру и прошла на половину отца; у нее захватило дыхание, когда она взялась
за ручку двери.
Девушка звала его немым выразительным взглядом, и Привалов
пошел за ней в гостиную.
Девушка начинала тем, что не
пойдет за него; но постепенно привыкала иметь его под своею командою и, убеждаясь, что из двух зол — такого мужа и такого семейства, как ее родное, муж зло меньшее, осчастливливала своего поклонника; сначала было ей гадко, когда она узнавала, что такое значит осчастливливать без любви; был послушен: стерпится — слюбится, и она обращалась в обыкновенную хорошую даму, то есть женщину, которая сама-то по себе и хороша, но примирилась с пошлостью и, живя на земле, только коптит небо.
Лопухов возвратился с Павлом Константинычем, сели; Лопухов попросил ее слушать, пока он доскажет то, что начнет, а ее речь будет впереди, и начал говорить, сильно возвышая голос, когда она пробовала перебивать его, и благополучно довел до конца свою речь, которая состояла в том, что развенчать их нельзя, потому дело со (Сторешниковым — дело пропащее, как вы сами знаете, стало быть, и утруждать себя вам будет напрасно, а впрочем, как хотите: коли лишние деньги есть, то даже советую попробовать; да что, и огорчаться-то не из чего, потому что ведь Верочка никогда не хотела
идти за Сторешникова, стало быть, это дело всегда было несбыточное, как вы и сами видели, Марья Алексевна, а
девушку, во всяком случае, надобно отдавать замуж, а это дело вообще убыточное для родителей: надобно приданое, да и свадьба, сама по себе, много денег стоит, а главное, приданое; стало быть, еще надобно вам, Марья Алексевна и Павел Константиныч, благодарить дочь, что она вышла замуж без всяких убытков для вас!
Молю тебя, кудрявый ярый хмель,
Отсмей ему, насмешнику, насмешку
Над
девушкой!
За длинными столами,
Дубовыми,
за умною беседой,
В кругу гостей почетных, поседелых,
Поставь его, обманщика, невежей
Нетесаным и круглым дураком.
Домой
пойдет, так хмельной головою
Ударь об тын стоячий, прямо в лужу
Лицом его бесстыжим урони!
О, реченька, студеная водица,
Глубокая, проточная, укрой
Тоску мою и вместе с горем лютым
Ретивое сердечко утопи!
Девушка, перепуганная будущностью, стала писать просьбу
за просьбой; дело дошло до государя, он велел переследовать его и прислал из Петербурга чиновника. Вероятно, средства Ярыжкиной не
шли до подкупа столичных, министерских и жандармских следопроизводителей, и дело приняло иной оборот. Помещица отправилась в Сибирь на поселение, ее муж был взят под опеку, все члены уголовной палаты отданы под суд: чем их дело кончилось, не знаю.
Аптекарь был в Ревеле; там он познакомился с какой-то молодой
девушкой и предложил ей руку,
девушка, едва знавшая его,
шла за него очертя голову, как следует
девушке вообще и немке в особенности, она даже не имела понятия, в какую дичь он ее везет.
Девушка побежала, но матушка, по обыкновению, не вытерпела, встала из-за стола и
пошла вслед
за нею.
— Задумал жениться, а спросить тебя,
пойдет ли
за тебя кто из
девушек, — ты и сам не ответишь.
Но в самое то время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду
за тебя замуж!» Все в нем волновалось, и он думал только об одной Оксане. Толпы колядующих, парубки особо,
девушки особо, спешили из одной улицы в другую. Но кузнец
шел и ничего не видал и не участвовал в тех веселостях, которые когда-то любил более всех.
— Ничего не кажется, а только ты не понимаешь. Ведь ты вся пустая, Харитина… да. Тебе все равно: вот я сейчас сижу, завтра будет сидеть здесь Ечкин, послезавтра Мышников. У тебя и стыда никакого нет. Разве
девушка со стыдом
пошла бы замуж
за пьяницу и грабителя Полуянова? А ты его целовала, ты… ты…
Каких ужасов нагляделся и чего только он не вынес, пока его судили, мытарили по тюрьмам и потом три года тащили через Сибирь; на пути его дочь,
девушка, которая
пошла добровольно
за отцом и матерью на каторгу, умерла от изнурения, а судно, которое везло его и старуху в Корсаковск, около Мауки потерпело аварию.
Молодой человек, казалось,
шел вслед
за девушкой, не сознавая хорошо, куда она ведет его. Когда в дверях показалось его бледное лицо и тонкая фигура, он вдруг приостановился на пороге этой освещенной комнаты. Но затем он перешагнул через порог и быстро, хотя с тем же полурассеянным, полусосредоточенным видом подошел к фортепиано.
В самом деле, — и «как ты смеешь?», и «я тебя растил и лелеял», и «ты дура», и «нет тебе моего благословения» — все это градом сыплется на бедную
девушку и доводит ее до того, что даже в ее слабой и покорной душе вдруг подымается кроткий протест, выражающийся невольным, бессознательным переломом прежнего чувства: отцовский приказ
идти за Бородкина возбудил в ней отвращение к нему.
Таисья без слова
пошла за Основой, который не подал и вида, что узнал Нюрочку еще на плоту. Он привел их к одному из огней у опушки леса, где на живую руку был сделан балаган из березовых веток, еловой коры и хвои. Около огня сидели две девушки-подростки, дочери Основы, обе крупные, обе кровь с молоком.
А пока у Никитушки
шел этот разговор с Евгенией Петровной, старуха Абрамовна, рассчитавшись с заспанным дворником
за самовар, горницу, овес да сено и заткнув
за пазуху своего капота замшевый мешочек с деньгами, будила другую
девушку, которая не оказывала никакого внимания к словам старухи и продолжала спать сладким сном молодости. Управившись с собою, Марина Абрамовна завязала узелки и корзиночки, а потом одну
за другою вытащила из-под головы спящей обе подушки и понесла их к тарантасу.
— А
за то, что нынче девки не в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот
пошел. Бывало, в домах ли где, в собраниях ли каких, видишь, все-то кавалеры с
девушками, с барышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно. Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все
пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
Девушки пошли,
за ними
пошел молча Помада, а сзади их, из-за первого поворота спуска, заскрипел заторможенным колесом тарантас.
Абрамовна не
пошла на указанный ей парадный подъезд, а отыскала черную лестницу и позвонила в дверь в третьем этаже. Старуха сказала
девушке свое имя и присела на стульце, но не успела она вздохнуть, как
за дверью ей послышался радостный восклик Женни, и в ту же минуту она почувствовала на своих щеках теплый поцелуй Вязмитиновой.
Послали девушку посмотреть комнату, которая отдавалась от жильцов по задней лестнице. Комната была светлая, большая, хорошо меблированная и перегороженная прочно уставленными ширмами красного дерева. Лиза велела взять ее и
послала за своими вещами.
— Пфуй! Что это
за безобразие? — кричит она начальственно. — Сколько раз вам повторять, что нельзя выскакивать на улицу днем и еще — пфуй! ч — в одном белье. Не понимаю, как это у вас нет никакой совести. Порядочные
девушки, которые сами себя уважают, не должны вести себя так публично. Кажутся,
слава богу, вы не в солдатском заведении, а в порядочном доме. Не на Малой Ямской.
Она побежала в коридор и долго не возвращалась. Следом
за нею
пошла сначала Эмма Эдуардовна, потом Зося, несколько
девушек и даже сама Анна Марковна.
Он отворил огромный висячий замок, отодвинул болт и открыл ржавую, поющую дверь. Холодный влажный воздух вместе со смешанным запахом каменной сырости, ладана и мертвечины дохнул на
девушек. Они попятились назад, тесно сбившись в робкое стадо. Одна Тамара
пошла, не колеблясь,
за сторожем.
Народ тоже разделывать станешь: в зиму-то он придет к тебе с деревенской-то голодухи, — поведенья краше всякой
девушки и
за жалованье самое нестоящее
идет; а как только придет горячая пора, сейчас прибавку ему давай, и задурит еще, пожалуй.
Я только посмотрел на нее — а она отвернулась и, сказавши: «Ступайте
за мной, мой паж», —
пошла к флигелю. Я отправился вслед
за нею — и все недоумевал. «Неужели, — думал я, — эта кроткая, рассудительная
девушка — та самая Зинаида, которую я знал?» И походка ее мне казалась тише — вся ее фигура величественнее и стройней…
— Нечистая она, наша бабья любовь!.. Любим мы то, что нам надо. А вот смотрю я на вас, — о матери вы тоскуете, — зачем она вам? И все другие люди
за народ страдают, в тюрьмы
идут и в Сибирь, умирают…
Девушки молодые ходят ночью, одни, по грязи, по снегу, в дождик, —
идут семь верст из города к нам. Кто их гонит, кто толкает? Любят они! Вот они — чисто любят! Веруют! Веруют, Андрюша! А я — не умею так! Я люблю свое, близкое!
Одна женщина, лет 50, с черными глазами и строгим выражением лица, несла бинты и корпию и отдавала приказания молодому мальчику, фельдшеру, который
шел за ней; другая, весьма хорошенькая
девушка, лет 20, с бледным и нежным белокурым личиком, как-то особенно мило-беспомощно смотревшим из-под белого чепчика, обкладывавшего ей лицо,
шла, руки в карманах передника, потупившись, подле старшей и, казалось, боялась отставать от нее.
Санин исполнил их желание, но так как слова «Сарафана» и особенно: «По улице мостовой» (sur une ruà pavee une jeune fille allait à l'eau [По замощенной улице молодая
девушка шла за водой (фр.).] — он так передал смысл оригинала) — не могли внушить его слушательницам высокое понятие о русской поэзии, то он сперва продекламировал, потом перевел, потом спел пушкинское: «Я помню чудное мгновенье», положенное на музыку Глинкой, минорные куплеты которого он слегка переврал.
— Да, она удивительная
девушка, — говорил он, стыдливо краснея, но тем с большей смелостью глядя мне в глаза, — она уж не молодая
девушка, даже скорей старая, и совсем нехороша собой, но ведь что
за глупость, бессмыслица — любить красоту! — я этого не могу понять, так это глупо (он говорил это, как будто только что открыл самую новую, необыкновенную истину), а такой души, сердца и правил… я уверен, не найдешь подобной
девушки в нынешнем свете (не знаю, от кого перенял Дмитрий привычку говорить, что все хорошее редко в нынешнем свете, но он любил повторять это выражение, и оно как-то
шло к нему).
«
Девушка, говорит, перл и алмаз», ну и, разумеется, «он недостоин» — их слог; но из-за каких-то там грехов или обстоятельств «принужден
идти к венцу и ехать в Швейцарию», а потому «бросай всё и лети спасать».
—
Слава богу, нет-с! — воскликнул камергер. — Imaginez [Вообразите (франц.).],
за меня хотели выдать
девушку самого большого света, но которая уже имела двоих детей от своего крепостного лакея!
Сколько бы ни казнили черкесов
за воровство, они продолжают красть из молодечества, потому что ни одна
девушка не
пойдет за молодого человека, не показавшего свою удаль, укравши лошадь или по крайней мере барана.
— Не о всякой и речь, — быстро говорила Вершина. — Да вам ведь не
за приданым гнаться, была бы
девушка хорошая. Вы сами получаете достаточно,
слава богу.
Объяснения и толкования продолжались с возрастающим жаром, и не знаю до чего бы дошли, если б Алексей Степаныч, издали увидя бегущую к ним, по высоким мосткам, горничную
девушку сестры Татьяны Степановны и догадавшись, что батюшка проснулся и что их ищут, не сообщил поспешно своих опасений Софье Николавне, которая в одну минуту очнулась, овладела собой и, схватив мужа
за руку, поспешила с ним домой; но невесело
шел за ней Алексей Степаныч.
Я в неопределенных выражениях обещал похлопотать, хотя, по правде сказать, надежды было мало. Если уж наш урядник отказывался «взять», значит, дело было слишком серьезное. В этот вечер Олеся простилась со мной холодно и, против обыкновения, не
пошла меня провожать. Я видел, что самолюбивая
девушка сердится на меня
за мое вмешательство и немного стыдится бабушкиной плаксивости.
Раздраженный отказом, Бельтов начал ее преследовать своей любовью, дарил ей брильянтовый перстень, который она не взяла, обещал брегетовские часы, которых у него не было, и не мог надивиться, откуда
идет неприступность красавицы; он и ревновать принимался, но не мог найти к кому; наконец, раздосадованный Бельтов прибегнул к угрозам, к брани, — и это не помогло; тогда ему пришла другая мысль в голову: предложить тетке большие деньги
за Софи, — он был уверен, что алчность победит ее выставляемое целомудрие; но как человек, вечно поступавший очертя голову, он намекнул о своем намерении бедной
девушке; разумеется, это ее испугало, более всего прочего, она бросилась к ногам своей барыни, обливаясь слезами, рассказала ей все и умоляла позволить ехать в Петербург.
Как-то раз под вечер
девушка, ходившая
за Бельтовой, попросилась у нее
идти ко всенощной.
— Ох вы,
девушки,
девушки! Все-то вы на одну стать! Не он, так
слава богу! А если б он, так и нарядов бы у нас недостало! Нет, матушка, сегодня будет какой-то пан Тишкевич; а от жениха твоего, пана Гонсевского, прислан из Москвы гонец. Уж не сюда ли он сбирается, чтоб обвенчаться с тобою? Нечего сказать: пора бы честным пирком да
за свадебку… Что ты, что ты, родная? Христос с тобой! Что с тобой сделалось? На тебе вовсе лица нет!
Два мужика внесли закутанную с ног до головы в богатую фату девицу;
за нею
шла, заливаясь слезами, молодая сенная
девушка.